Мастер-класс от Вадима Гиппенрейтера в цитатах и фотографиях

Фотография как искусство

- Копирование природы никуда не годится. Самая сложная задача – уйти от натурализма. Когда я сам проявлял, то проявкой что-то регулировал. Иногда использовал светофильтры, различные расстояния, построение кадра, чтобы убрать в каких-то случаях ненужный натурализм.

- Каждая фотография должна быть композиционно организована как плоскость, как поверхность, нельзя разрушать ее. Ведь, как и всякое искусство, имеющее дело с плоскостью, фотография подчиняется тем же законам.

- Изображение должно не разрушать эту плоскость, а оформлять ее. Надо знать законы композиции, законы построения такого оформления плоскости. Картинка, повешенная на стену, не должна протыкать стену своей бесконечной перспективностью. При этом глубина может присутствовать. То есть, какие-то предметы замыкают переднюю сторону этой глубины, что-то замыкает заднюю сторону — размытый лес или облака. Как в аквариуме между двумя стенками существует пространство. Это серьёзный вопрос искусствознания.

- Тогда в результате, хотя картинка остается плоской, создается некий объем, образ того или иного города. Рамки плоскости раздвигаются, и рождается состояние - то есть то, что делает фотографию пейзажа искусством.

- Фотография скована своей документальностью и превратить её в какую-то условность, в искусство, очень сложно. Единственное, чем фотографию можно"приподнять" - это своим собственным отношением. В моей фотографии всегда есть моё присутствие. Это мое отношение, мое видение и ощущение, мой способ построения кадра, среди тысячи других я её узнаю. Я снимаю только то, что мне самому нравится. Основное для любого вида искусства - это представление о том, что, чем более оно отвлеченно, тем более оно искусство.

- Художник создаёт нечто из ничего, из своей головы, из своей интеллигентности. А фотограф имеет дело с реально существующими предметами. Фотограф констатирует факт со своим собственным отношением. Это констатирование может превратиться в произведение искусства, если сделано с соответствующим отношением.

- Многие к слову фотограф приписывают «художник», повышая свою значимость. И наоборот: сказать художнику, что его работы замечательные, как фотографии, равносильно оскорблению. Принципиальная разница в том, что художник напишет картину, сидя в пустой комнате. Картина - продукт его воображения, зрительного опыта и т.д. Фотограф оперирует реально существующими предметами. И то, и другое может стать произведением искусства. Или не стать. Просто не надо путать понятия.

- Живопись и фотография - совершенно разные вещи, хотя есть и точки соприкосновения. Книга, составленная из фотографий, - большая мозаика, выстраивающаяся в результате в некую картину, создающую определенное состояние. Наснимать видов - нет ничего проще. И в то же время сложнее. Я не снимаю Москву, потому что я ее "не вижу", у меня нет к ней собственного отношения. Да и не хочу я ее снимать. А вот в Псков могу ездить сто раз, пока не сниму его так, как мыслю - таким, каким он мне нравится. Или в Новгород, или в Кижи. Решая такие задачи, приближаешь фотографию к ИСКУССТВУ.

- Натюрморт — это прежде всего настроение, свое собственное и настроение предметов, из которых он складывается. У меня есть два разных типа натюрмортов: одни природные, с ветками, овощами, фруктами, а другие концептуальные. Это, в общем, одно и то же, хотя дают они совсем разное ощущение.

- Прежде чем поставить натюрморт, нужно представить себе эти предметы в голове. Бессмысленно переставлять их с места на место и смотреть, что получится. Пока не представишь, не будет никакой ясности в этом. Натюрморт нужно организовать, чтобы все было органично и осмысленно. И, конечно, качество поверхности должно читаться.

- Натюрморт в фотографии решает те же задачи, что и в живописи — взаимоотношение предметов с плоскостью. Под плоскостью подразумевается создание пространства. Как между двумя стенками плоского аквариума: чтобы плоскость не разрушалась сзади и была оформлена спереди. На этом принципе построен барельеф. Протыкать поверхность в бесконечность — значит разваливать плоскость.

- При создании композиции все должно быть подчинено ритму. Находится определенный ритм в отношениях между предметами, при этом предметов не должно быть много: натюрморт из двух-трех-пяти предметов решает те же самые задачи, что и многофигурная постановка.

- Чтобы заниматься портретом, надо бросить все остальное. Это самостоятельное трудоемкое занятие. "Левой ногой" этого делать нельзя. Чтобы сделать хороший портрет, надо выстроить целую систему взаимоотношений, чисто человеческих точек соприкосновения вне зависимости от возраста. А я не очень коммуникабелен, так что жертва была бы слишком велика.

- Иногда, когда у меня выбирается время и я никуда не езжу, занимаюсь натюрмортом. И это совершенно другая область фотографии, не имеющая ничего общего с тем, что я делал до сих пор, - по отношению и по задачам. Нагромождение "красивых" предметов дает обычный ширпотреб. Натюрморт- серьезный жанр, решающий чисто искусствоведческие задачи. Состояние в натюрморте то же самое, что состояние в пейзаже. Прежде чем снимать, надо полностью представить, что должно получиться в результате.

О съемке пейзажа

- В фотографии очень важно передать состояние момента. В серую погоду, допустим, какие-то туманные места, туманное небо, соответствующее освещение под ногами, соответствующее общее настроение. Если это настроение передано, то фотография, можно сказать, состоялась. А если этого состояния нет, то получается фальшивая картинка, которая к этому изображению отношения не имеет. Поэтому должен быть очень целостный подход к тому, что ты видишь, своё собственное отношение и возможность реализовать то, что ты чувствуешь.

- Надо нести свое собственное отношение и восприятие пейзажа. Пейзаж — это прежде всего взаимосвязь твоего внутреннего состояния и состояния природы. Оно может быть интересным, а может быть безразличным.

- Чтобы хорошо снять пейзаж, надо его прочувствовать, а для этого надо в нем жить какое-то время.

- При съемке пейзажа горизонт не должен резать картинку пополам, должно быть либо больше неба, либо земли. Нужно искать в природе интересные состояния, а не снимать пустое синее небо с барашками облачков.

- Еще можно смотреть хорошо изданные альбомы фотоклассиков, желательно- изданных за границей, чаще ходить на художественные выставки мэтров, на фотовыставки, но избегать тех, в названии которых есть слова"современная", "актуальная" или "модная". Достаточно пересмотреть миллион чужих хороших картинок, чтобы научиться адекватно оценивать и строить собственные. Еще начинающему фотографу понадобится хорошая физическая подготовка.

- Времена года в природе обладают своей тональностью, настроением. Весенний пролет птиц – не такой, как осенний. Дождливая осень с тяжелым небом поражает разноцветной листвой на пожухлой траве. Зимой все замирает, но в этой тишине жизнь продолжается. Перемены в природе порождают разные чувства, и эти перемены должна передавать фотография.

Некоторые замечания

- Привезенный фотографический материал – лишь инструмент, которым нужно владеть, чтобы получить этот результат.

- Надо снимать то, что видишь, превращать увиденное в зримые образы.

- Съемка людей – это самостоятельная область фотографии. Ею нужно заниматься всерьез. Человек – очень сложный объект

- Мой отчим говорил, что хороший фотограф снимет и стеклянной пуговицей.

- Нужно больше снимать, но так, как будто каждый кадр -последний на пленке, думать, выстраивая картинку, а не просто стрелять вовсе стороны, надеясь потом выбрать что-то случайно удачное на компьютере. Снимать то, что нравится, к чему есть собственное отношение.

- Фотограф должен обладать талантом. Ему нужно понимать принципы построения кадра, работы с плоскостью. Хорошая фотоаппаратура тоже важна. Фотография может стать произведением искусства, если она сделана талантливо. Но её нельзя ставить рядом с графикой, живописью или гравюрой. Это совсем разные вещи, и им присущи разные закономерности.

- Нельзя щелкать бездумно всё подряд. Самодисциплина и хорошая физическая подготовка важны, чтобы преодолевать все трудности, связанные с походной жизнью. Я говорю, конечно, о фотографе, которому приходится природу снимать. Надо стараться избегать "открыточных" снимков. В природе самое интересное - плохая погода, с дождем, снегом, ветром, тяжелыми серыми тучами.

- Цифра, конечно, удобна: нажал на кнопку - картинка готова. Наснимал сотню кадров, не понравилось - стер, опять переснял, опять стер. Получается, что человек не строит кадр, а наспех фиксирует окружающее. В конце концов, он уже забывает, чего хотел. Фотографу уже не о чем думать, просто нажимай на кнопку и получай картинку.

Об альбомах и работе

- Всегда снимал по темам. Отдельная фотография меня не интересовала. Держал в голове целую тему и ее разрабатывал.

- Материал и фототехника играют большую роль. Излишнее количество объективов, камер и фотоматериалов усложняют работу, отвлекают возможностью многих вариантов. К тому же связывают физически в походных экспедиционных условиях, когда каждый грамм на учете, — все носишь на себе. Три основных объектива решают все мои задачи. Также фотопленка, которую я уже знаю, и деревянная камера.

- Движение надо все-таки снимать камерой более оперативной. Но я снимаю не узкими камерами, а широкими, 6х7 - "Асахи-Пентакс" и "МамияРБ-67". Проявляю сам в ванной. Зачем ехать проявлять куда-то через всю Москву, если можно то же самое сделать дома в любое время суток? Я должен всегда знать, в чем я ошибся, если со съемкой что-то не так. Меня научил этому опыт работы с "Правдой". Однажды я снимал Таллиннскую регату. Мой знакомый Тимир Пинегин, легендарная личность, чемпион Олимпийских игр и мира, дал мне катер, чтобы я мог работать в любых условиях - и в шторм, и в волну. Яхты опрокидывались, погода была чудовищная. Я наснимал такого, что мало кому удавалось. Съемку запороли в "Правде". С тех пор все делаю сам.

- Снимал деревянными дореволюционными камерами, начиненными современной оптикой. Там, где можно было снимать не спеша, ставил штатив, накрывался тряпкой, и пока не утрясал кадр, от этого места не отходил. Менял эти камеры лишь на широкопленочные аппараты, когда ехал куда-нибудь в горы, где тяжело управляться с тяжелым штативом. Камера большого формата 13х18 имеет все уклоны, можно увидеть качество поверхности, есть возможность перспективных исправлений,введения в резкость отдельных планов. Работа с крупноформатным аппаратом ко многому обязывает, расширяет возможности. Начинаешь заниматься действительно фотографией. Вырабатывается правильное отношение.

- Я всю жизнь снимал камерой, сделанной в 1895 году. Причём я её сам доводил до нужной кондиции — под современные кассеты и объективы. А уклон задней стенки были в деревянных камерах ещё в те времена. Это были настоящие профессиональные фотоаппараты.

- Не приемлю халтуры. Например, когда некоторые современные халтурщики называют себя фотохудожниками, но при этом сидят в четырех стенах и все из головы выдумывают.

- Моя голубая мечта - сделать здоровенный альбом "Заповедная Россия", куда вошли бы всякие приметные природные места - Камчатка, Урал, заповедники плюс старое русское искусство, которое еще сохранилось. Сейчас я без конца езжу в Псков, где на берегу реки Великой стоит собор Мирожского монастыря и есть возможность снимать с лесов фрески XII века, которые никто никогда не переписывал. Это, пожалуй, единственные в России фрески такой редкой сохранности, невероятно красивые. Высочайший уровень искусства.

- Меня привлекают по-настоящему средневековые города, не моложе XVI века, лучше всего - XII. Искусство того времени отличается чистотой и самобытностью. Позже уже идет откровенный упадок архитектуры и живописи. Все, что последовало за Стоглавым церковным Собором, когда были введены каноны в иконописи и строительстве православных храмов, лишившие художников прав на творчество, положило начало падению старого русского искусства.

- У меня отснято много фресок Феофана Грека. Как-то в Новгороде я попал в церковь Спаса на Ильине улице, до самого верха расписанную Феофаном Греком. Когда я поднялся на леса и увидел эти фрески вблизи (лицом к лицу), то был изумлен. И тут же написал заявку в издательство «Планета»: «Давайте снимать Новгород». И «Планета» быстро среагировала. Так, впечатленный фресками Феофана Грека, я снял альбом про Новгород.

- Первая книга об альпинизме, называлась "В горах Карачаево-Черкессии". А потом сделал книжку про зубров в Беловежской пуще. Увидев зубров в первый раз, просто обалдел, до чего это замечательные звери. Год положил на то, чтобы снимать их, жил рядом, постоянно приезжал. Передо мной открывался первобытный мир, в который можно было попытаться проникнуть. Ведь зубры были уничтожены почти полностью, только несколько особей сохранилось в частных парках. Зубра скрестили с бизоном и, используя закон Менделя, отбирали потомство для скрещивания с большим процентом крови зубра, чем бизона, и в конце концов вывели практически чистокровную породу. В настоящее время это поголовье в лучшем виде носится по горам-лесам, проблема сохранения вида отпала. Я до сих пор, если предоставляется возможность, снимаю этих зверей. Альбом"Беловежская пуща" напечатан с цветных фотографий. Разложил картинки по номерам и отправил вместе с текстом в типографию имени Сталина в Минск. Текст вышел на белорусском и под другой фамилией (кому-то нужна была публикация), но деньги мне заплатили сразу. Отношения с сотрудниками Беловежской пущи у меня до сих пор отличные.

- Книжка "Сказки русского леса" - без единого человека, черно-белая, посвященная временам года. Леонид Жданов, известный танцовщик, заслуженный деятель искусств России и фотохудожник, все пилил меня, пока не заставил сделать ее. Несмотря на опасения издательства по поводу "безыдейности и неактуальности", она не дошла до прилавков, была раскуплена на корню со склада в типографии.

Как это было

- В природе все гармонично, пока в нее не вмешивается человек.

- В природе всё непредсказуемо, и нужно её хорошо понимать, знать и в ней жить, чтобы быть готовым к любым ситуациям.

- Охота приучила меня к пониманию леса и к тому, что сфотографировать — это гораздо сложнее, чем убить птицу или зверя. Через охоту пришел к съемке природы во всех ее проявлениях. Постепенно процесс охоты трансформировался – поиск зверя превратился в поиск места, кадра, состояния природы, поиск себя во всём этом.

- Всегда ездил один. Группе надо пройти маршрут, а мне как фотографу надо здесь посидеть ещё пару дней. Когда съёмка делается на ходу, когда много людей связано друг с другом, — могут быть только случайные картинки.

- Никогда не ездил просто так, всегда ездил с конкретной задачей и с определённой целью. Выбирал такое место, где заведомо знал, что буду работать всерьёз. Причём большую часть жизни ездил в одиночку, вот чем я неудобен. Ездил в места, связанные с походом, с автономной жизнью: сколько можно, доезжал на каком-нибудь транспорте, а дальше шел пешком. Все на себе: рюкзак с палаткой, аппаратура, топор, спальный мешок.

- Бывали у меня такие состояния, когда целый день аппарат таскал — и ничего не снял. Когда нет пейзажа, нет настроения, нет состояния — есть интересная фактура под ногами, что-то вроде натюрмортов, какие-то листики, лужа, ручеёк с лягушками. И я начинал искать вот такие фактуры. И когда делаешь книгу — эти фотографии всегда ложатся на своё место.

- В середине дня я, как правило, не снимал, и в солнечную погоду. Это плоское, с одной точки освещение. Чем хуже погода, тем интереснее снимать. Пейзаж — это моё отношение к тому,что мне нравится. Я не люблю пустых солнечных пейзажей, когда всё одинаково освещено, пёстрое, яркое, красивое — и всё одинаковое. А в плохой погоде всегда есть какое-то настроение, какие-то нюансы. При солнце тоже иногда можно извлекать замечательные красивые вещи, но солнце обезличивает пейзаж. Чем погода хуже, тем она мне интересней. В самую плохую погоду постоянно всё меняется, появляется что-то новое. И смены состояний погоды тоже интересны: происходят разные подвижки в облаках, в освещении, меняется общее состояние.

- Мог жить неделю на одном месте и не снять ни одного кадра. Два раза был на Байкале и не снял ни одного кадра. Было лето, пустое синее небо, выгоревшие склоны. Снимать там было нечего. Байкал очень интересный и сложный объект, снимать его надо ранней весной или поздней осенью в шторма и непогоду. А для этого там надо жить. На Камчатке можно и за месяц ничего не снять. Там всегда стоит толстенный слой облаков, и в двух шагах ничего не видно. Я туда больше 40 лет ездил.

- Часто доводилось бывать в опасных местах и ситуациях. И никогда в минуты опасности я не испытывал паники. Как-то мы целый год жили прямо посреди текущей лавы. Там всё время что-то происходит. Спать невозможно, боишься пропустить что-нибудь. Приходилось даже убегать от раскаленной лавы. На вершине извергающегося вулкана главное - оценить обстановку. Ведь взрывы и выбросы породы происходят не хаотично, а под определенным углом. Ориентироваться приходилось на месте. Во время извержения столб пепла и дробленой породы выстреливает на высоту до 11 километров. Потом через какое-то время это всё летит обратно вниз, на голову. Об этом тоже приходилось все время помнить.

- Однажды мне так пробило камнем камеру. А другой камень попал в чайник, в котором мы кипятили воду тут же, на раскаленной лаве. Постоянное трение раскаленной породы, паров воды и газов образуют в воздухе электрические разряды. Мне удалось запечатлеть эти молнии в серии снимков.

- Вообще, когда стоишь на краю шатающегося под тобой кратера, а внизу все бурлит, и бьют фонтаны лавы, то забываешь про все перипетии жизни, всё это кажется мелочной суетой. 48 лет подряд я ездил на Камчатку. Если извержение, бросал все дела в Москве и мчался туда.

- Все съемки были сложными. Как правило, ездил один. Приходилось все таскать на себе - палатку, спальник, топор, провизию и аппаратуру. Иногда ставил палатку и подолгу жил на одном месте, ходил радиально в разные стороны. Я снимал зиму, а многие избегают этого. Руки мерзнут, ноги мерзнут, куда-то надо ехать, а там есть нечего. Как следствие, зиму мало кто снимает. Однажды две недели просидел на Камчатке в Долине Гейзеров. Вертолет не мог прилететь из-за плохой погоды. Еда была рассчитана на несколько дней. Пришлось съесть всю гнилую картошку и плесневые сухари, завалявшиеся в избушке.

- Как-то на Камчатке снимал медведя. Был у меня тогда «Асахи Пентакс» с широкой пленкой. Снимал с довольно близкого расстояния. После первого щелчка затвора медведь на меня бросился. У «Асахи» зеркало на какое-то мгновение закрывает кадр. Я пока смотрел в камеру и перематывал следующий кадр, этот момент пропустил и не испугался. Поэтому медведь остановился и cтал есть ягоды, продолжая следить за мной глазами. Эту cцену издали наблюдал лесник. Потом мне рассказывал, сколько страху он натерпелся, глядя как на его участке Гиппенрейтера чуть не сожрал медведь.

- Развелся с женой, считал, что жизнь поломана, все кончено. И решил уехать на Камчатку, мозги проветрить. Никогда раньше там не был, никого не знал. Знал только, что недавно создан институт вулканологии. Приехал в Петропавловск - и сразу туда. Мне дали ключ от жилого корпуса и сказали: "Живи". Шло начало 60-х, вулканологи ждали извержения - иначе для чего было организовывать институт? Как раз в тот год, когда я приехал, произошло извержение Ключевского вулкана. Мы подались туда вместе. Перед этим мы ездили в Ключи на вулканостанцию у подножия задымившей Ключевской сопки. Вулкан - высотой почти 5000 метров, неизвестно что происходит внутри. Сидеть и ждать внизу бессмысленно, надо лезть наверх. Боязно, но надо. Залезли: кратер глубиной 400 метров, диаметром 800, внизу колеблется, кипит, шипит и фонтанирует лава. Гора ходит ходуном: когда стоишь на краю кратера и снимаешь, то замечаешь, что все движется. Вся гора вроде как стоит на яичнице. Зрелище обалденное!

- Когда раскачивается такая массивная штука, это впечатляет. При съемке Толбачика мы жили все время рядом, сушили одежду, готовили пищу тут же на раскаленной лаве.

- В первый свой приезд на Камчатку познакомился с вулканологами и потом был в курсе всех событий на Камчатке. Как только там что-нибудь происходило, мне сразу сообщали, и я ехал туда. Про извержение вулкана Толбачик я знал заранее.Целый год длилось это извержение, то затихало, то снова возникало, и целый год я там снимал. Многие люди с аппаратами избегают этих съёмок, потому что там без конца сыплется на голову пепел, воды нет, дождевая вода — кислая, в ней никакая еда не годится… Один аппарат мне разбило вулканической бомбой — куском застывшей лавы. Есть фотография, где я сижу и что-то делаю, а сзади рушится лавовый поток. И чайник стоит на куске горячей лавы. Снял меня вулканолог Генрих Штейнберг. Я ему говорю: «Давай садись на моё место, теперь я тебя сниму». Пока мы менялись местами, прилетел булыжник и врезался в крышку чайника, заклинил ее намертво. И на следующем кадре Генрих сидит уже с этим чайником.

- Никто не знал, когда кончится извержение. Приходилось постоянно ездить в Москву за плёнкой. Привозил запас плёнки в расчёте на то, что мне хватит на съёмку. Но извержение продолжалось, плёнка заканчивалась, приходилось снова лететь в Москву. В какой-то момент всё закончилось, и наступила абсолютная тишина. Это было очень непривычно, потому что мы уже вжились в непрерывный грохот. Изверженные породы вступают в реакцию с кислородом, начинаются новые химические процессы, новый разогрев той же самой лавы. И через 10 лет я поехал туда снимать эти процессы. Так что материала по Толбачику у меня хватит на 10 альбомов.

- Страшно попасть под троллейбус, а не под камень, летящий из кратера. В извержении все закономерно. Приходилось убегать от раскаленной лавы... Главное в первые дни извержения оглядеться и оценить обстановку. Взрывы и выбросы раскаленной породы происходят не хаотично, а строго направленно. Не центрально, не вертикально, а под углом. Вулканологи знали примерно столько же, сколько и я, ориентироваться приходилось на месте. Во время извержения всегда плохая погода, происходит выброс в атмосферу паров воды, дробленой породы. В ней содержится масса газов - вся периодическая система Менделеева. Постоянное трение раскаленной породы, паров воды и всей этой химии образует электрические разряды. Нарушается связь по переносной радиостанции - сплошной треск. Разряды даже не всегда видны в черных тучах над кратером. И только отдельные выбросы выдают молнии, которые мне удалось запечатлеть в серии фотографий.

- Снимать-то хочется ближе, вот и лезешь, позабыв осторожность. Может произойти изменение направления выброса. Камни летят вверх на много километров,так что про них успеваешь забыть. Тут-то они и сыпятся на голову. Раз мы с приятелем попали под взрыв лавового пузыря, ошметки которого летели через нашу голову: мне распороло пуховую куртку, вонь от горелого пуха стояла страшная. Однажды попало камнем прямо по деревянной камере. А на первом знаменитом извержении Ключевского вулкана в 1965 году и вулканологи, и я перепортили все свои аппараты. Когда мельчайшая пыль вроде дробленого стекла сыпется с неба и попадает в оправу объектива, он перестает двигаться. Нам было обидно - извержение только началось. Пошли в магазин в Ключах, там были аппараты"Москва", сделанные по образцу "Роллейфлекса". Во время дождя крыша прохудилась, их залило, и они, никому не нужные, валялись в ящике. Мы выбрали более-менее подходящие аппараты, заплатили по рублю, перебрали их, привели в порядок. Этой скромной камерой я снял все извержение. И до сих пор использую эти слайды.

- На Камчатке бывал очень подолгу, там невозможно что-то снять за короткое время. Камчатка окружена с одной стороны Тихим океаном, с другой стороны Охотским морем. Температура воды — 4 градуса. Над этим холодильником всегда стоит толстенный слой облаков. И когда вся эта масса облаков начинает наезжать на Камчатку, то в двух шагах ничего не видно. На Камчатке можно просидеть месяц и ничего не снять, кроме своих резиновых сапог. Поэтому рассчитывать на то, что я приеду на Камчатку и сниму сразу большой материал, просто несерьёзно.

- На Камчатку ездил сорок пять лет. Сделал несколько альбомов: извержения,пейзажи, звери, птицы. На Тобачике я торчал с первого до последнего извержения, которое длилось почти год. Снимал, вел дневники. Жизнь вулкана — это история Земли.

- Несколько раз был в Европе, но не снимал. Мне там ничего не надо и неинтересно. Это всё не мое. Там где всё обжито, уже снимать нечего. А в России природа настолько разнообразна и необъятна, что и жизни не хватит, чтобы её всю объездить и снять. Я люблю Россию, здесь я всё знаю и понимаю.

- Мне всегда хочется возвращаться на Север. И на берег Белого моря, и на Кольский полуостров. Никак не доеду до старой Ладоги - там древнейшая русская крепость и отличные средневековые памятники, фрески XII века. Осенью вновь поеду на Соловки, которые после кошмаров ГУЛАГа недавно отреставрировали.

- Не снял Байкал, Западную Сибирь. Так и не доехал до Магадана

- Я сам человек северный, поэтому больше ездил на север. Карелия, Кольский полуостров, Урал, Дальний Восток, Чукотка, Камчатка, Командорские острова… Объездил очень большую часть России. Был на всех Курильских островах. Но бессмысленно говорить, что в России я побывал везде — настолько Россия необъятна и разнообразна. Куда ни поедешь, в любую сторону — всё новое. Камчатка всегда разная. Сколько раз я там снимал — каждый раз всё менялось. И в Сибири куда ни попадешь — всегда всё новое.

- Нормально и ни одного кадра в течение дня не снять. Совершенно нормально. Дважды я был на Байкале. Не снял ничего. Тупое пустое небо, отражающееся в озере, выгоревшие летом, никакие склоны - что там снимать, и кому это нужно? Байкал - объект очень интересный и сложный. Чтобы снять его как следует, там надо жить - искать интересные временные состояния ранней весной или поздней осенью. Когда лед начинает рушиться, и шторма гоняют льдины. Чтобы хорошо прочувствовать любой пейзаж, в нем надо жить какое-то время.

О себе

- Как-то я попал к художественному редактору газеты "Известия" по фамилии Волчек. Волчек сказал тогда: "Снимай, как снимаешь. Не обращай внимания ни на кого. Все снимают по-своему. И постарайся быть ни на кого не похожим". С этого и начались мои фотоочерки.

- Суриковский институт дал очень много для принципиального понимания, что такое искусство. У меня были лучшие учителя, великие искусствоведы, специалисты по древнерусскому, западноевропейскому, античному искусству.

- В Суриковском институте, где я учился, преподавали наши великие искусствоведы - Виктор Никитович Лазарев, Михаил Владимирович Алпатов и Андрей Дмитриевич Чегодаев. Их книги до сих пор - основа для студентов. Читая лекции, показывали нам иллюстрации. Чегодаев водил в запасники Пушкинского музея. Ему все доставали, всегда шли навстречу - он был очень человечный человек. Алпатов, наоборот, был требовательный - не дай бог ошибиться с датой создания какой-нибудь иконы! Часто на занятиях проектировали на стенку слайды: ФеофанГрек, Дионисий, Андрей Рублев... Позже я попал в Новгород, в церковь Спаса на Ильине, до самого верха расписанную Феофаном Греком. Когда поднялся на леса и увидел их нос к носу, впритык, я был изумлен. И тут же написал заявку в издательство "Планета": "Давайте снимать Новгород". И "Планета" быстро среагировала. Так из-за потрясения фресками Феофана Грека я снял альбом про Новгород. Вот таково приблизительно соотношение фотографии и реальности.

- Когда мне было 8-10 лет, в семье не считали за труд вставить пластинку и кассету и старым деревянным фотоаппаратом снять своих гостей или родню в праздник. Мы заряжали при красном свете пару кассет стеклянными пластинками, ставили аппарат на штатив, накрывались тряпкой, по матовому стеклу строили"кадр" и тут же шли в комнату проявлять тоже при красном свете. Сушили негатив на улице, потом печатали на дневной аристотипной бумаге, потом мокали в фиксаж - и готово. После войны я начал снимать "лейкой" - узкоформатной камерой. Мой отчим (отец, дворянин и белый офицер, погиб в 1917году, когда я родился), тихий, очень интеллигентный человек, без конца конструировавший всякие фотоаппараты, не доверял новой технике и любил повторять: "Это все игрушки - все равно тряпкой накроешься".

- Я не очень понимаю, что такое отдых для здорового мужика. Отрастить живот очень легко, а вытрясти - сложно. У меня в деревне масса дел - в доме, в саду, в огороде. Я вообще - огородник. Есть дом под Москвой, там живет моя дочь. Туда я езжу, чтобы уработаться вусмерть, проветрить мозги и зарядиться. И еще с недавних пор есть дом на Волге. Всю жизнь я искал место, где бы я мог построить дом и жить на покое в старости. И наконец нашел. Деревня стоит на высоченном берегу, почти вдвое выше Воробьевых гор. Вокруг - чистые луга и лес. Перед носом - широченная запруженная Волга. Я настолько обалдел от пейзажа, что дом посмотрел, только когда тетка-хозяйка настоятельно предложила зайти. Для меня это было уже лишним. Во дворе - запущенный сад. Целое лето я косил, чистил, полол... Местные бабки мне тащат старые крынки, керамику, деревянные ковшики, коромысла, рамы от зеркал. Им бы и в голову не пришло, что это кому-то нужно. Я покупаю все эти штуки за символическую цену и снимаю с ними натюрморты... Как выдается свободное время сразу туда. Поездом до Кинешмы, потом - сорок минут на пароходике, который причаливает прямо напротив моей деревни. Там нет даже пристани, просто сходишь по трапу - и ты дома.

- Спортивный репортаж сегодня нужен, а завтра устарел, поэтому я занялся более серьёзной фотографией. Но спортивная подготовка всегда меня выручала в экстремальных ситуациях.

- Альпинизмом я увлекся после войны, когда появились первые альплагеря. Мы путешествовали пешком, никаких асфальтированных дорог туда проложено не было, лазили по каким хотели горам, таскали на себе все снаряжение. Каждое лето я проводил в горах, поднимался на наши кавказские вершины, побывал на Эльбрусе. Часто на восхождение брал с собой лыжи - в горах и летом зима. На Эльбрус на лыжах впервые поднялся в 1939 году... Давайте пересядем, а то у меня против света глаз плохо видит. Много лет я играл в регби и боялся, что мне вышибут зубы, а вышибли глаз. На год я ослеп на один глаз, потом вылечился.

- В молодости я все успевал: и в регби играть, и прыгать на лыжах с трамплинов, и даже марафон бегать. И еще учиться. Вот бы сейчас столько успевать, сколько тогда!

Читайте также короткое эссе о Вадиме Гиппенрейтере.

Источники:

1. Официальный сайт Вадима Гиппенрейтера

2. Национальный фотоархив.

3. Вадим Евгеньевич Гиппенрейтер. Наталия Колесова. Журнал "Весь Мир", N 20 (5.1999)

Великолепное интервью.

4. Всадник на коне. Катерина Кудрявцева .Интервью с Вадимом Гиппенрейтером

5. «Вадим Гиппенрейтер: «Я два раза был на Байкале и не сделал ни однойфотографии» Самый известный фотограф России рассказывает о себе и собственном отношении к фотографии». Вера Кочина

6. Биография мастера « Вадим Гиппенрейтер — наше все». Наталья Ударцева для Журнал Потребитель Фото&Техника № 08.12

7. Вадим Гиппенрейтер: люблю, понимаю, знаю, живу. Fujifilm -технический партнер выставки "Золотое кольцо. Памятники Древней Руси", 2012г

8. Открытие юбилейной выставки Вадима Гиппенрейтера

9. Вадим Евгеньевич Гиппенрейтер — советский и российский фотограф - пейзажист

10. Современные мастера фотографии. Вадим Гиппенрейтер

11. 22 апреля родился мастер пейзажной фотографии Вадим Гиппенрейтер Алексей Костенко.

12. Фонд фотографического наследия Вадима Гиппенрейтера