"Итак, увидел я, что нет ничего лучше,
как наслаждаться человеку…"

(Екл. 3-22)

1

Мы приехали в Монтиселло в четвёртый раз, но чувства де жа вю я не испытал: слишком много воды утекло. Место осталось то же, чуток обветшавшее, но мы с Асей изменились уже безвозвратно - возраст.

Наша странная любовь, порой похожая на войну, порой на эпидемию, вечно подвижная и горячая, видимо, достигла полной зрелости.

"Итак, увидел я, что нет ничего лучше,
как наслаждаться человеку…"

(Екл. 3-22)

1

Наша странная любовь, порой похожая на войну, порой на эпидемию, вечно подвижная и горячая, видимо, достигла полной зрелости. Мы готовились к этой поездке месяца за четыре, но в самом конце августа я жестоко запил. Из двух мирно воркующих голубков мы превратились в пару бойцовских голубей, остервенело долбящих друг дружку в темя железными клювами, а свастиками когтей рвущими друг другу сердца и души. Понятие "гамбургский счёт" я привил Асе ещё на заре нашего знакомства, с тех пор мы и живём по Гамбургскому счёту - милые бранятся, тешатся, даже если и не развлекаются, а всерьёз - по живому рубят друг дружку, но попробуй кто чужой покусись на милого, тут же голубка Ася со стальным клювом превратится в орлицу, и не сдобровать обидчику, кто посмел поднять руку на самого отвратительного человека на земле - меня! В комфортном мире лести и лжи хотя бы между окровавленными бесконечной дракой голубями должна быть правда - та, которая настоящая, без оглядки, без раздельных счетов, личных сбережений, разводов, измен, точечных ударов, импортной демократии, фиги в кармане и шоколадки под подушкой.

Мы встретились впервые в "Белке", кабаке, где я пьянствовал в одиночестве, когда водилось бабло, а когда бабло заканчивалось, мне давали в кредит водку и могли бесплатно накормить. Платёжеспособный, я заказывал чалахач - запечённые на гриле "лэмб чопс", баранья "отбивная на косточке". Косточку оборачивали фольгой, что бы привередливые клиенты не пачкали пальцы в бараний жир.

Станцевали один танец и я увёл её от непонятной компании. Благо, мой подвал находился неподалёку, а сама она была настроена отнюдь не по-пуритански. Дома мы тут же, с порога, разделись, ещё толком не зная имён друг друга, и удовлетворяли первый, второй, третий голод. Потом я достал рукописи, сделанные на печатной машинке и читал ей рассказы.

- Я за тобой наблюдаю, - сказала она тогда.

Потом прошли несколько сумасшедших месяцев непрерывной любви и измены. Мы спали по три часа в сутки, но энергия била фонтаном! Сутки мы воздавали должное Венере, а потом я сутки работал. Время, как бы замерло, оставляя нам возможность насладиться телесно, выпить и со смаком закусить, да ещё выезжать в город!

Эмиграция схожа с фронтом. Война за выживание, и нет места постылой морали и сопливым сантиментам! Теперь я не укоряю себя, как раньше, ибо невозможно противиться основному Закону Природы. Даже безнадёжный висельник оставляет в последнее мгновение своей жизни каплю спермы в штанах - организм стремится воплотить себя в будущих поколениях. Так и все мы, кто оказался за бугром, сталкиваемся в хаотичном хитросплетении жизни, как атомы. Иногда из этого движения рождаются молекулы - пары, способные жить, как единое целое.

На другой стороне Планеты у меня была семья, но стихия уже накрыла меня с головой.

Через год после смерти моей супруги, мы с Асей поженились. Жар страсти пропал, но какие-то незримые нити держат нас, видимо, до гробовой доски рядом.

Однако, велик соблазн начать описывать нашу с Асей жизнь, когда разговор сейчас о другом, поэтому вернусь к повествованию…

Запой коварен тем, что сначала ты не понимаешь, что у тебя запой: ну подумаешь - хуйня - выпил мужик семьсот водки под хороший закусь! Но Асю, голубку мою остроклювую, не проведёшь! Первым делом она выбивает все мои деньги, и я их добровольно сдаю, ибо уверен - ещё денёк и всё, я вновь готов к труду, труду и ещё раз труду. Ан нет - наступает тусклое утро, подкатывает к горлу тошнота, и ты берёшь надёжную ещё пачку денег (то, что осталось после сдачи всей кассы) и ползёшь в ликёрку на Ньюкирк Плаза. Ликёрка пахнет бумажной фабрикой. Я выбрит и пахну дорогим одеколоном "Арамис". Четыре пинты. В принципе достаточно и трёх, но это что бы завтра не мчаться ошалело к открытию, а степенно придти после полудня, выпив предварительно последнюю чарку. Пью я исключительно водку, пока моей песне основательно не наступят на горло, потому что остальная бурда вызывает не только дикое похмелье, но и токсикоз от всевозможных красителей, ароматизаторов, газов, хмелей, альдегидов, масел. С водкой, мне кажется, они тоже балуют - добавляя микро-дозы наркотика, потому что таких отходняков в Минске я за собой не припоминаю, хотя пил я не меньше, однако социальная жизнь от выпивки не нарушалась. А может быть пресловутое правило - не пить одному, нарушаемое мной всегда, ибо выпить элементарно не с кем, а от случайных собутыльников я давно отказался, ибо все мудаки, уроды и животные - становятся необоснованно агрессивными, в попытке доказать, что у них длиннее и толще, и даже хилая аквариумная водоросль мнит из себя минимум астронавта Армстронга, делающего свой первый шаг по Луне. Помню, ещё в прошлой жизни, на Бэй Паркуэй, познакомился я в ликёрке с приличным с виду мужиком и пригласил его к себе в подвал. Купили чайниз, воды - всё как положено, однако, после полулитра выяснилось, что он десантник, воевал в Афгане и попёр он бороться, вместо задушевной беседы. Обычно я верю людям на слово - десантник, так десантник - ну и врубил я ему заднюю подножку с протяжкой на себя под ахилку. Он взлетел в воздух даже больше, чем положено, а потом рухнул, неуклюже, на затылок. А в подвале - под линолеумом лежит самый обыкновенный бетон. Когда я встретил его спустя несколько недель в ликёрке, он посмотрел на меня ошалело, как на дьявола, схватил свою бутылку и как-то поспешно сказал: "А с тобой я пить больше не буду!", и ретировался с моих глаз долой навсегда.

От бумажного официозного запаха ликёрки начинает тошнить и свербеть в носу: кажется, что тебя заперли в бухгалтерии и не отпустят ещё минимум месяц! По утрам у них свой аншлаг, хотя разительно отличающийся от советско-российско-белорусского. Вместо кирпичномордых алкашей, покупающих чернило в складчину сюда заходят респектабельные с виду люди. Странно, в основном это женщины за 40. Тут же, у кассы в прозрачных шарах лежат "мерзавчики" разных видов - в основном что-то убойно-сладкое, но с градусами за 30. Мерзавчик хорош тем, что пьётся за один глоток и закусывать его не надо. Он доступен и не требует складчины для опустившихся, и если у тебя нет доллара, то как тут принято говорить, это твои проблемы. Впрочем, доллар-два легко можно выклянчить тут же, у станции метро. Я неоднократно примерял на себя роль нищего, как я с флейтой и собакой, буду стоять на Ньюкирк Плаза и жалобно тянуть Эль Кондор Паса под звон насыпаемой мне в стаканчик мелочи. Утренний люд деловито, не скрываясь, запасается мерзавчиками. Берут по три-четыре-пять. Берут разных сортов, не боясь смешивать, наивные: баккарди, ликёры кофейный, лимонный, апельсиновый, на сливках, просто водка нескольких сортов и ещё куча другой ерунды, которую я просто не распознаю. Его легко спрятать в кармане брюк, мерзавчик, или пиджака, в дамской сумочке. Так же легко сокрыть факт распития алкоголя. Чмыхнул - и выкинул в форточку! Ну, блять, прямо всё для народа у нас в Штатах! Однако, для меня мерзавчик не рационален. Моя бутылочная конфигурация - пинта. Пайнт, значицца. Вот, Лёха, мой давнишний приятель, берёт "маленькую" - галлон с ручкой: он пьёт осознанно и непрерывно, выпивка не мешает его работе, ибо он не шофёр, а хоуматенд - нянька при церебральном мужике, тоже бухающим... А главное, его супруга относятся весьма индифферентно к его возлияниям, хотя бред ревности частенько посещает моего приятеля. Пинту легко спрятать дома, или в моей наплечной сумке-портмоне. Четыре пинты расставляются в разных местах квартиры и даже если одна будет спущена в унитаз, всё равно остаётся доза дожить до утра. В идеале их должно быть не четыре, а двадцать четыре, но я каждый раз честно стараюсь соскочить с запоя, ибо устал, мертвецки устал я от этой боли, электрического состояния души, внезапной музыки в ночи, детей на потолке и летающих теней...

В лучшие времена я позволял себе два-три мерзавчика перед тем, как идти домой и уже там основательно браться за дело, но теперь у меня есть парикмахерская "Лявониха".

Стригусь я там уже лет 12, не меньше, а персонал всё тот же, с небольшими вариациями. Там меня любят, там меня знают, там мне сочувствуют и по профессиональному могут выслушать! За кой хрен они существуют мне не понять, так как клиентов там никогда нет, либо это я прихожу в такое неурочное время.

- Можно к вам? - я стараюсь выглядеть респектабельным.
- О! Заходи, заходи! - это Ева, приземистая женщина семитской наружности.
- Тебя постричь?
- Хм... Ну давайте, только... Мне тут надо сначала глоток сделать.
- Ну так делай!

Напарница её, Ира, в это время полулежит в кресле, свернувшись калачиком на сколько позволяют её телеса. За последние десять лет её разнесло, как и всех нас, впрочем, неизменен только Лёва, хозяин, но его сегодня нет, поэтому мне позволяют некоторые вольности.

Входит Боря. Он работает один день. Когда-то я стригся исключительно у него, но потом он пропал. Вот, появился. Такой же рассеянный и картавый.

- Прочитал твою повесть, говорит он. Пишешь здорово, я даже всплакнул в некоторых местах. Эмиграцию тебе удалось показать...

Повесть свою "Эджик-мэджик" я как-то распечатал после очередного запоя и подарил Лёве. Все скромно промолчали, видимо, один Боря и прочитал...

Я подмаргиваю Еве. Она достаёт два пластиковых стаканчика. В один она наливает воду из бутылочки, в другой я наливаю водку - полный, с запасом, что бы хватило на время стрижки.

- На, закуси, - добрая Ева достаёт свой скромный парикмахерский ланч - бутерброд с ветчиной и банан.

Я делаю выдох-вдох, на вдохе проглатываю водку, занюхиваю бананом, выпиваю воду и кусаю со смаком бутерброд. Дело сделано. День начался.

Я сажусь в кресло и Ева принимается за мою лысину. Стричь лысых надо уметь, потому что работы с гулькин хрен, но надо нагнать понтов, как будто ты сделал большое дело. Машинка, ножницы, бритва... ну и последний волосок, невидимый для окружающих, равно как и пылинка, которую необходимо смахнуть с моей потной лысины.

- Ева, стригусь в кредит: с деньгами напряжёнка.
- Нет проблем, - отвечает она, и я выхожу на свет Божий, опохмелённый, весёлый, красивый и сверкающий, как новый пятак с монетного двора...

2

Монтиселло для нас стало понятием метафизическим, эдаким символом будущего, свободы и гармонии.

Году в 2008-ом мы решили наконец-то выехать в отпуск. Проблема была с собакой: мы не хотели её отдавать ни в добрые руки, ни в платную гостиницу. Занялись поиском места, куда можно было бы приехать с собакой, и после долгих поисков нашли место под названием "Либерти коттэджес". После Дня Труда все постояльцы разъезжались, ибо чадам нужно было идти в школу. Мы собрались на скорую руку и наш знакомый, Любомир, отвёз нас, эдакий десант. Купили первый в нашей жизни лап-топ - "Тошибу" с довольно приличными по тем временам параметрами, я собрал рукописи, чудом уцелевшие при переездах, которые привезла из Минска моя младшая дочь, в Костко загрузились продуктами, а четыре пинты я припрятал загодя, пиво же Ася мне милостиво разрешила, и я набрал самой убойной бурды, у которой от пива только название и осталось. Из книг я взял Библию, что бы не морочить мозги лишним чтивом.

Ехали через Джордж Вашингтон Бридж и Палисэйд Паркуэй, так решил Любчик - он знаток окрестностей и вообще путешествий на авто, не в пример нам, безлошадным. Поселяясь в Бруклине, ты невольно обрекаешь себя на жизнь в гетто, хотя с другой стороны, а что , как не гетто собственный дом, к которому ты привязан банковскими обязательствами? Но сейчас я о другом. Бруклин компактен и удобен, как собачья конура. В радиусе 5-ти минут ходьбы от любого дома ты можешь удовлетворить все свои потребности - тут тебе и магазины, и прачечная, парикмахерские, врачебные офисы, рент авто и заправки, ликёрки и педикюрные кабинеты, лойеры, мастера налоговых авантюр, ну и флористы - как без них? Годами проживая в этом окружении, привыкаешь, однако мир на самом деле иной, и даже не мир - страна иная, ибо Бруклин - эксклюзив, уникум, мутант цивилизации! Это начинаешь понимать уже на Палисад Паркуэй. Любчик останавливается на смотровой площадке на высоком берегу Гудзона. На другой стороне реки должен быть Бронкс - Ривердэйл, а может быть там всё ещё Вашингтон Хайтс, Бог его знает, надо бы глянуть карту, да всё недосуг. Отсюда открывается размах и необъятность Города, где мы живём, тут ты ощущаешь себя песчинкой, пущенной в полёт силой ветра. А за спиной мчится железная река трафика. Уикенд. Народ мчит из города, так же, как и мы. Внизу - река, мощная, быстрая, и за спиной река - железная горячая. Мы между двух рек! Я выпиваю пиво, не жалея, и не экономя. Мысли, подхлёстнутые толикой алкоголя, зажурчали, потекли, а потом помчались вослед обеим рекам. Отпуск! Будем писать, сочинять роман, переносить тексты с пожелтевших страниц на жёсткий диск компьютера, будем фотографировать и экспериментировать с фотошопом - чудом из чудес нашего времени! Я переполнен вдохновением. Любчик явно недоволен, так как по правилам в машине запрещено держать откупоренную бутылку спиртного. Но какой же дурак начнёт тебя проверять, если ты только сам не начнёшь демонстративно лакать из горла на глазах у шерифа!

- Не части! - это уже Ася встревает, - успеешь ещё надрызгаться!
- У тебя жаргон, как у моей покойной мамы, - парирую я, - ну угораздило же - найти жену, как мама! Мало пиздили меня в детстве, так теперь догоняю на старости лет!
- Твой язык тебя погубит! - Ася лишь бурчит, явно видно, что и ей наше путешествие по душе.

И вот мы мчимся дальше. Дорога петляет. Дорога вздымается вверх и падает вниз. Но как бы то ни было, мы непрерывно поднимаемся вверх, на массив Кэтскильских гор. Закладывает уши от перепада давления, а воздух заметно похолодел.

Этот регион называется Кэтс Киллз, и сначала мы думали, что тут обитали то ли коты-убийцы, то ли убийцы котов, но на самом деле название давали датчане, прибывшие сюда первыми, потом его осваивали голландцы и смысл сегодня ускользает: то ли это в честь датского опального поэта 17-го века, то ли в честь погибшего в водах Гудзона корабля, или в честь вождя доблестного племени могикан, которые именно тут и обитали. Англичане хотели назвать незамысловато, как и всё у них - Голубые Горы, но поди, вдолби это в голову малообразованным фермерам, если они привыкли с детства к тому, что есть. Само же место "Либерти коттэджес" находится на ХХ рут, как раз напротив Лунного Озера в десятке миль от Монтиселло, небольшого городка в горах. Весь этот регион входит в состав района Салливан, по реке Делавер граничащий с Пенсильванией. Горы, леса и бесчисленное множество озёр делают этот край в прямом смысле уникальным для летнего отдыха, куда и отправляются на лето успешные жители Нью-Йорка подальше от невыносимой духоты летней Столицы Мира.

Джи-пи-эс командует повернуть налево, и вскоре ещё раз на лево, и вот мы въезжаем в ворота с барельефами Статуи Свободы - ведь это всё-таки либерти коттэджес.

Нас встречает хозяйка всего этого хозяйства Лёля, женщина, мягко говоря неформатная, неформатная на столько, что передвигаться она может на электромобильчике для пересечённой местности, которые используют для игры в гольф. Впрочем, территория на столько огромна, что и для обычного человека такой электромобильчик был бы не лишним. Мы получаем домик на самой вершине холма, разгружаем машину, благодарим Любчика и просим, что бы он не забыл нас забрать.

Люська, наша собака, нарезает круги вокруг домика, уткнувшись носом в траву. Она явно знает больше нас об окружающем мире: кто и зачем проходил тут ночью, и что за звери тут вообще обитают.

Через несколько домиков слышен стук молотков: бригада из трёх мексиканцев делают новые навесы к следующему сезону. Они живут тут с весны, понемногу ремонтируя обветшавшие домики, требующие ремонта.

Первое впечатление у меня не ахти: всё вокруг напоминает заброшенный советский пионерский лагерь. Уж слишком всё затрапезное и обветшавшее. Некоторые домики вовсе не пригодны для жилья, а в середине посёлка, чуть ниже от нас по склону стоит, видимо, бывшее хозяйское поместье - дом, выполненный с размахом, в два этажа, но лет этому дому, наверное , как моему деду - больше ста! И изначальное разочарование сменяется удивлением - ну как же люди могли тут, в горах выживать и что-то делать так давно, без современных коммуникаций, возможно, даже без электричества!

Втаскиваем вещи в дом. Я достаю легальное пиво и нелегальную водку. Любчик всё топчется, не торопится уезжать, ну и хорошо!

- Любчик, будь здоров, - поднимаю я пинту и делаю уверенный глоток из горла. Занюхиваю рукой и запиваю доброй дозой пива. Классический ёрш, и расплата неизбежна, но всё это будет ещё только завтра, а может быть послезавтра, а пока...

- Закусывай, закусывай, - Ася наскоро находит какую-то колбасу и сыр, достаёт бутылку селцера.

Ну что делать? Отпуск!!! И я закусываю. И снова прикладываюсь к пинте, и запиваю селтцером и закусываю сыром.

Осматриваем наше жилище. Господи! Да тут целые хоромы: огромная кухня, туалет с душем и две спальни на четыре спальных места. Газ, горячая вода, электричество - ну чего ещё хотеть!!! Пансион в стоимость не включён, об этом мы договаривались заранее, да и не нужен нам никакой пансион. Мы любим готовить. И скажу по совести мало кто приготовит так же вкусно, как мы.

Слышен шум электромотора, Люська срывается с порча[1] и грозно гавкает нам на удивление, ибо она молчунья. Мы смеёмся:

- Лёля, не бойтесь! Она что-то ошиблась, хозяйку не признала!

Лёля тоже в хорошем настроении (ещё бы - штуку баксов только что положила в карман):

- Ничего, у меня тут была собака. Я собак очень люблю. Сосед, сука, подстрелил - бегала к нему через дорогу, давила коз.

- Собака - коз? - искренне удивляюсь я.

- Ну то ж собака была, - машет Лёля рукой, и показывает рукой рост собаки. Видимо, так выглядела собака Баскервилей, понимаю я. И становится жутко за Люську - вдруг сбежит через дорогу к воинственному соседу?

- Это вам гриль, - говорит Лёля, снимает прикрепленный к карту новенький гриль и катит дальше, только моторчик журчит вдалеке.

- Давайте пройдёмся по лесу, - предлагает Любомир, и мы дружной толпой направляемся в низ по склону к небольшому самодельному озерцу. Люська мчит во главе процессии, успевая нарезать круги, первая достигает озерцо, заходит по брюхо в воду, что само по себе немыслимо, ибо в нашем парке мы не могли её силой загнать в воду на Догз Бич, и... садится, окунувшись по самую холку. Сидит себе и улыбается нам, хитро поглядывая из-под своих морщин, ринклз, как говорят американцы, я тут бессилен перевести, как одним словом назвать излишки собачьей кожи у шар-пея. Складки что ли? Но это не складки.

Небольшое - это весьма относительно. Озерцо это размером со стандартный стадион с беговой дорожкой 400 метров! Вниз по склону пасутся разноцветные осенние деревья. Краски осени в этот год были яркими и разнообразно-красивыми, больше мы таких красок не видели. А в низу плотной стеной выстроились молодые ёлки. Поляна вокруг озера усеяна жёлтыми цветами, и сама земля, вода, камни вокруг были какого-то тёплого красноватого оттенка. Видимо горная порода отдавала свои цвета воде, а уж вода наполняла теплотой всё живое вокруг.

Любомир закуривает сигареллу - мини-сигару с пластиковым встроенным мундштуком. Курит с удовольствием. Я вдыхаю ароматный табачный дымок на халяву, но курить не тянет: от табака потом очень тяжёлый отходняк, да и Ася давно бросила курить, с тех пор, как когда-то давно бросала меня и я чуть было не сошёл с ума, поймав белую горячку.

Так мы и стоим, любуемся природой, а Люська уже вышла из воды и нашла поляну с какой-то особенной густой травой и выкатывается в ней всем телом. Мы смотрим и хохочем.

Потом Любомир предлагает посмотреть окрестности на машине перед тем, как он уедет.

Едем вдоль маршрута ХХ. Мелькают ветхие домики и довольно приличные, ухоженные, даже богатые дома. Вот ферма - огромная поляна, там пасутся два коня. Выглядит это абсурдно-расточительно по сравнению с советской деревней, где на двадцати сотках люди умудряются прокормить себя. Но потом мы вспоминаем про ипподром и скачки неподалёку, и становится ясно, что эти два коня могут стоить больше, чем всё графство Салливан!

Впереди поворот. И мы сворачиваем на право. Оказывается, Любчик успел переговорить с хозяйкой и везёт нас на Звёздное Озеро! Лес, лес, лес... Поле. Одинокий дом. Никаких следов сельхоз работ. Поле, травы, и снова жёлтые цветы - главное растение Монтиселло! Озеро открывается с лева, но к нему не проехать. Пробуем пешком, но под ногами коварно хлюпает вода и мы ретируемся. Любчик отвозит нас "домой" и уже не выходя из машины прощается.

Мы остаёмся одни. Люська продолжает наяривать круги, постепенно увеличивая радиус. Ася хлопочет у плиты, я отправляюсь в рощу за хворостом. Мешок прессованного угля - чаркол - у нас есть, нужна небольшая растопка. Можно обойтись и воспламеняющимся флюидом (видимо, банальный керосин), но хочется настоящего огня и запаха горящего дикого дерева.

Наконец, огонь отполыхал, угли занялись. Я кладу на решётку куски говядины, слегка их посолив. Один иранец как-то научил меня жарить мясо без традиционного замачивания. Если мясо хорошее, его не к чему замачивать, замачивают только плохое мясо, и трудно было с ним не согласиться. Мясной аромат расстилается по посёлку, но посёлок пуст и не кому нам завидовать. Смеркается. Я беру фонарик, что бы видеть степень готовности мяса. Ася режет помидоры, огурцы, лук на салат.

Эх! Бывает в мире гармония! Иногда, но бывает!

Мы накрываем на стол, костёр мирно догорает, создавая уют. Люську мы привязали на верёвку, что бы не убегала в темноту, да и Лёля предупредила, что к ночи в посёлок приходят дикие животные: косули, а прямо на территории живут еноты, барсуки, скунсы и зайцы.

- Гитару бы, - мечтаю я, поправив настроение добрым глотком водки, и декламирую, подражая Высоцкому: "Парус, порвали парррррус!!!"

- Тише ты! - Асе почему-то стыдно за мою свободу и отвязанность.

Она не пьёт, хотя я милостиво предложил поделиться. Не пьёт она не из сознательности. Жизнь сыграла с ней шутку, уж не знаю добрую, или злую. Одно время мы мыкались в поисках средства от алкоголизма по всевозможным лекарям - официальным и не официальным, ибо газеты пестрели объявлениями от "спасителей". Объектом этих шаманских плясок был я, но с меня всё сходило, как с гуся вода. А вот Ася однажды заснула на одном из гипносеансов, а когда спустя некоторое время выпила, тут же почувствовала себя на столько отвратительно, что её тут же вывернуло на изнанку. С тех пор она пить не может, хотя порой и хотела бы. Ан нет - спиртное выскакивает обратно! Хотите верьте, хотите нет. Меня же одолела аж на четыре года анонимная украинская колдунья. Та колдовала по фото и денег не брала. Посредница тоже денег не просила и цену не назначала, сказала лишь, дайте сколько можете. С тех пор как моё фото пропутешествовало в Украину и обратно, как была сожжена дома заколдованная свечка, а в одежду мне были вшиты магические нитки запои стали просто невыносимыми. Настолько невыносимыми, что периоды трезвости становились всё длиннее и длиннее, достигая порой до года! Вот и теперь я выпивал, конечно, с удовольствием, но расплата была не за горами. Другое дело, оказалось, что к боли не то, что бы привыкаешь, но начинаешь извлекать удовольствие от освобождения от боли. Умирающий, ты находишь в себе силы встать, сделать первый глоток чистой воды, съесть первую ложку каши. А потом секунда за секундой ты наблюдаешь в ощущениях своих как организм превозмогает отраву, как капля за каплей уходит дурь, а вместо неё приходит энергия и сила, как восстанавливаются двигательные навыки, как возвращается память! О память! Сколько раз я думал в отчаянии, что память ушла навсегда, но нет - она никогда не подводила, верная, возвращалась в мою грешную голову!

- Представляешь, - говорю я, - а ведь такую же систему отопления можно поставить в любой избе в Белоруссии! Мы ведь можем купить дом в деревне, поставить такое же, как у Лёли оборудование и жить себе по пол года, а когда деньги кончатся - мотать в Штаты, на заработки!

- И что ж ты будешь там пол года делать? - иронизирует Ася.

- Как что? Роман писать! Заниматься фотографией! Эх, хочу ещё заняться резьбой по дереву и живописью! Жаль, конечно, что всё это никому на фиг не нужно, но важен сам процесс! Ася! Ведь именно творчество нас отличает от неразумной материи, хотя таковую в принципе невозможно найти, разве что некоторые хомо сапиенсы в сознании своём как кристаллы... да нет, куда им до кристаллов... просто, как говно в проруби!

Именно в этот момент и зародилась наша МЕЧТА о домике в деревне в далёкой Белоруссии. Почему там, спросите вы? Белоруссия - моя родина. Там дышать легко, как тут, в горах Монтиселло. Видимо поэтому так любо мне Монтиселло, что напоминает Белоруссию. Очень отдалённо - воздухом и водой. А вот цвет другой - тёпло-красноватый цвет тут у всей природы, а в Белоруссии он нежно-зелёный, а зимой - иссиня-белый. Однако, МЕЧТА родилась и начала жить самостоятельной жизнью.

Всю ночь я кирял под храп Люськи. Ася спала спокойно, и не мешала мне читать Библию и фантазировать про себя. Под утро я открыл папки со старыми рукописями и напечатал первое попавшееся стихотворение.

Когда ж я писал это.... Ещё в институте, до армии... Помню и картина была к этому стихотворению, которую подарил Ленке, первой своей супруге, на день рождения.... Бумага, гуашь, аппликация из журнальных и собственных фото. Всё-таки талантливый был... Та-лант-ли-вый... А в ночь до этого со Стасом Дуровым обсуждали пьесу Ружевича "Картотека", крамольную для тогдашнего СССР... Потом, нищий, прихватил картину в подарок, на углу возле Цирка купил на последние копейки какие-то полевые цветы и припёрся на богатое мещанское день рождения, видимо, презираемый всеми родичами, а когда все разошлись, и её мамаша пошла провожать, мы наспех трахались в маленькой спаленке, пока не хлопнула входная дверь. Ленка накинула халат и выбежала отвлекать мамашу, пока я неуклюже натягивал джинсы и застёгивал все пуговицы на рубашке... А потом, спустя ещё несколько недель я ушёл в армию, казалось - на вечность... И надо же - всё срослось, женились, нарожали детей!

Уставший от воспоминаний, водки и горного воздуха я засыпаю ненадёжным сном алкаша со вспышками, голосами и невнятной тревогой охотничьего рога - валторны, под беспечный гомон утренних птиц.

3

- Ты когда бросаешь пить? Я тебя ещё раз спрашиваю: когда ты бросаешь пить???

Я стою в дверях, бедром ощущая последние двадцать четыре доллара - ровно столько стоят три пинты водки. Потом начинается самое страшное. Все кредиты исчерпаны, хотя я точно знаю, что случай и непредвиденные обстоятельства всегда поджидают людей упорных и настойчивых. Весь этот театр Ася снимает на видео телефоном. Спустя неделю я ужаснусь своему виду, но пока что мне кажется, что я прав.

- Завтра, - бормочу я, и сам себе не верю.

- Говори, сука, в телефон - когда ты бросаешь пить???

Я потихоньку, внутри, зверею, но последним умом понимаю, что агрессия тут не поможет. Я обильно потею, майка уже мокрая насквозь, пот течёт по щекам, заливает глаза.

- Завтра, шепчу я, и вдруг невероятная жалость к себе пронзает меня и я плачу навзрыд, как обиженный ребёнок.

- Это водка из тебя выходит, - жестоко констатирует Ася, и , видимо, она права своей правотой. Мы собирались в Монтиселло на машине, взяв её в аренду, а что теперь? Я разобран на транзисторы и сопротивления - голая радио-плата. Я не могу надеть носки и обувь, обхожусь раздолбанными шлёпанцами. Я не брит, а морда опухла так, что первый же мент заподозрит во мне если не алкаша, то наркомана!

- Посмотри, что ты с собой делаешь, - с настойчивостью голодного дятла долбит Ася меня в ретикулярную формацию, - ты пьёшь всего третий день, а уже похож, как будто не просыхаешь месяц!!!

Я действительно что-то сдал, но последние деньги жгут, как пепел Клааса, моё сердце.

- Прости меня, родная, - плачу я, и пытаюсь обнять её, но Ася отстраняется брезгливо, - это последняя водка, и ухожу в ломку! Ну разреши спокойно выпить и поспать...

- Я приготовлю суп, - неожиданно смягчается Ася, - что бы обязательно поел!

- Конечно, я поем! Ты покупаешь меня в душе, мы посмотрим кино...

- Иди! - наконец я получаю индульгенцию, и, разобранный, размазанный и униженный, плетусь на полной скорости в ликёрку, что бы успеть до закрытия.

В таком цейтноте три пинты очень много, а завтра... А завтра даст Бог день, даст и то, чего я заслуживаю. Я плетусь, хромая, а в голове вихрем проносятся различные комбинации вышибания денег на завтра, а параллельно всякая всячина, которая и есть прелесть запоя для людей творческого склада ума. Так я изобрёл Чёрный Куб в дополнение к Чёрному Квадрату. Я видел Космическую Волновую Жизнь и даже говорил на неизвестном языке с волновыми сверхчеловеками. Я видел Хаос и Бездну и слышал Райское пение! За всё это потом ты платишь болью. Правда, один мой приятель по такси смеялся надо мной, ты, говорил он, не знаешь отходняка от героина, твой запой - просто детская простуда по сравнению с тем, что твориться с головой от наркотика. Видимо, оно так и есть, но уровень боли при запое таков, что, к примеру, любые боли мне практически стали незаметны - что горло, что простуда, что грипп в любой его форме с головной болью. Докучает, конечно, но Его Величество Отходняк куда круче, острее и болючее. Тем и большее облегчение, когда от него освобождаешься, но это - прыжок с горной кручи в океан!

4

Мы шагаем по ХХ-ой дороге, или пути, уж не знаю как адаптировать в русский язык термин "рут". Адекватных русских терминов просто нет для обозначения американских дорог. Ну что у нас? Шла Маша по шоссе? Да, эх, дороги? Тут вам и рут и турнпайк, и хайуэй и даже скай-уэй, и паркуэй, минуя стриты и авенью, углы имени Сахарова, бродвэи, корты, каты, слипы, плэйсы и … просто недосуг сейчас вспоминать. Обочины нет и вести собаку на поводке весьма проблематично, я это уже понимаю, но Ася настроена по боевому.

Солнце в зените. Я зол на себя и на Асю с её жаждой путешествовать по окрестностям пешком. Люська - умница, но она не дрессирована, она просто всё понимает с голоса, но команды не выполняет, поэтому идти с ней по шоссе без обочины архитрудно. Машины проносятся мимо, не снижая скорости, без снисхождения к пешим путникам. Вот, видимо, чем "рут" отличается от "шоссе" - наличием пешеходной обочины! Ну кому тут, в американской глубинке придёт в голову ходить пешком, когда расстояния даже между домами исчисляются даже не сотнями метров, а километрами в нашем исчислении, разумеется. Мы пытаемся пешком повторить маршрут, по которому нас провёз Любомир, по дороге скрупулёзно всё фотографируем. Ася тут впервые взяла в руки фотоаппарат, и к моему удивлению у неё оказалась хорошая рука и верный глаз. Так бывают музыканты от рождения, а вот она видит кадр и может его строить, хотя ни черта не смыслит в теории композиции, светах, тенях и полутонах, контражурах и, тем более, в Фотошопе. С первого дня тут я выдвинул концепцию "ни дня без съёмки". Мы и фотографировали всё, что у нас под ногами, по принципу показать океан по капле воды. Вот мы и снимаем камни, ветки, листочки, пни - утром, днём, вечером. Здорово получаются угли от костра - эдакие зловещие огни с чёрными прожилками. Асина тема - лягушки. Озерцо искусственное, Лёля сказала, что когда появились лягушки они были просто горды тем, что смогли создать самостоятельную экосистему. За лягушками сюда прилетают несколько цапель-красавиц с гофрированными шеями, наподобие сапога для раздувания самовара. Но они сторонятся людей и поймать их на камеру не удаётся...

На горке мы обнаруживаем обустроенный родник и указатель к дому отдыха "Орлиное Гнездо" - тоже русский бизнес, но, видимо, покруче Лёлиного: они проводят круглый год вечеринки на выезде. Видимо у них гостиница с номерами и пансионом. На Новый Год у них собирается почтенная публика, а развлекают эту публику почтенные и известные на всю русскую общину артисты, теле и радио ведущие, бывает и российские звёзды и звёздочки отмечаются тут. И ясно, что с Люськой нас туда не пустят. Кроме камеры через плечо у нас нет ничего с собой, поэтому пьём из родника пригоршнями. Люська заходит прямо в воду, сначала лакает, потом ложиться в ледяную воду, высунув язык. Собаки не потеют, поэтому термообмен у них происходит через язык.

Двигаемся с горки и в самом низу сквозь лес блестит озеро. Ася помешана на озёрах и здешней природе. Оказывается, она в жизни не собирала грибов, поскольку в Киргизии нет таких лесов, а килограмм свежих грибов стоил, как у нас кило сушёных - то есть 30-40 рублей ещё теми, надёжными, советскими. На берегу мы обнаруживаем, что это не озеро, а , скорее, водохранилище и вода на зиму уже частично сброшена и в самом центре, посреди красноватой грязи мчит течение, которое с шумом падает через дамбу, образуя по ту сторону бурную горную реку! Я представляю себя в этом потоке и голова невольно начинает кружиться.

Когда мы вернулись к дороге, нас поджидала полицейская машина с шерифом. Сухопарый, подтянутый, но в то же время по-деревенски неопрятный мужик был , видимо, потомственным шерифом. Таких в кино показывают. Вот и к нам шагнуло это диво из вестернов, но не во сне, а наяву.

- Чем вы тут занимаетесь? - был первый вопрос с акцентом, как будто он не проглотил утреннюю овсянку "Квакер".

- Мы гуляем с собакой, а живём в "Либерти Коттэджес", - ответил я как можно дружелюбнее.

- Не хрен тут гулять, тут везде частная собственность, - проскрипел Шериф, - документы есть? - как будто выходя в лес ты должен иметь при себе документы, и не в оруэлловской утопии, а тута, посреди самой демократичной демократии!

Однако, чудеса бывают. У Аси через плечо висела меленькая сумочка, на которую я не обращал внимания. Она полезла туда и достала мой драйвер лайсенс и свою грин-карту! Шериф брезгливо, двумя пальцами принял документы и полез в машину.

- Ждите, - бросил он как будто в пустоту, а не нам. Через окно его машины было видно, что он звонит, видимо, в "центр", значит компьютером тут менты не оборудованы.

Спустя минут пять он вылез, вернул:

- Так вы - риэлистэйт[2]?

- Сэр, мы просто отдыхающие. У нас нет машины и мы решили пройтись, а фотографии мы делаем на память, у нас нет никаких умыслов, это просто искусство, арт! Посмотрите сами, - и я дал ему камеру, предварительно включив "просмотр". Тот не побрезговал. Добросовестно просмотрел всю съёмку, вернул камеру, потеряв к нам всяческий интерес.

- Сэр, может быть подвезёте нас, мы не рассчитали силы и зашли слишком далеко...

- Тут недалеко, сами дойдёте, - проскрипела несмазанная калитка его рта. Он сел в машину и был таков.

На обратном пути Люська отказалась идти. Она потянула в кусты и там легла на землю в тени, высунув язык, но не грациозно-по-собачьи, а как-то набекрень, косо и не естественно.

- Ну что? Сводила нас на прогулку? Кто теперь её понесёт? Она, между прочим 50 паундов весит!

Текст не поместился, будет продолжение.